Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично справа и слева проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.

На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Некоторые из них говорили, другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо них курьера…

Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в город и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне.

(Л.Н. Толстой) 249 слов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

XXIV — XXVI

XXXVI — XXXVII

Перед лицом смерти

«мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли»

Князь
Андрей в этот ясный августовский вечер
25-го числа лежал, облокотившись на руку,
в разломанном сарае деревни Князькова,
на краю расположения своего полка. В
отверстие сломанной стены он смотрел
на шедшую вдоль по забору полосу
тридцатилетних берез с обрубленными
нижними сучьями, на пашню с разбитыми
на ней копнами овса и на кустарник, по
которому виднелись дымы костров —
солдатских кухонь.

XXXVI

Полк князя Андрея. Непротивление.

Полк
князя Андрея был в резервах, которые до
второго часа стояли позади Семеновского
в бездействии, под сильным огнем
артиллерии. Во втором часу полк, потерявший
уже более двухсот человек, был двинут
вперед на стоптанное овсяное поле, на
тот промежуток между Семеновским и
курганной батареей, на котором в этот
день были побиты тысячи людей и на
который во втором часу дня был направлен
усиленно-сосредоточенный огонь из
нескольких сот неприятельских орудий.

Не
сходя с этого места и не выпустив ни
одного заряда, полк потерял здесь еще
третью часть своих людей

. Спереди и в
особенности с правой стороны, в
нерасходившемся дыму, бубухали пушки
и из таинственной области дыма, застилавшей
всю местность впереди, не переставая,
с шипящим быстрым свистом, вылетали
ядра и медлительно свистевшие гранаты.
Иногда, как бы давая отдых, проходило
четверть часа, во время которых все ядра
и гранаты перелетали, но иногда в
продолжение минуты несколько человек
вырывало из полка, и беспрестанно
оттаскивали убитых и уносили раненых.

С
каждым новым ударом все меньше и меньше
случайностей жизни оставалось для тех,
которые еще не были убиты

. Полк стоял в
батальонных колоннах на расстоянии
трехсот шагов, но, несмотря на то, все
люди полка находились под влиянием
одного и того же настроения. Все люди
полка одинаково были молчаливы и мрачны.
Редко слышался между рядами говор, но
говор этот замолкал всякий раз, как
слышался попавший удар и крик: «Носилки!»
Большую часть времени люди полка по
приказанию начальства сидели на земле.
Кто, сняв кивер, старательно распускал
и опять собирал сборки; кто сухой глиной,
распорошив ее в ладонях, начищал штык;
кто разминал ремень и перетягивал пряжку
перевязи; кто старательно расправлял
и перегибал по-новому подвертки и
переобувался. Некоторые строили домики
из калмыжек пашни или плели плетеночки
из соломы жнивья. Все казались вполне
погружены в эти занятия. Когда ранило
и убивало людей, когда тянулись носилки,
когда наши возвращались назад, когда
виднелись сквозь дым большие массы
неприятелей, никто не обращал никакого
внимания на эти обстоятельства. Когда
же вперед проезжалаартиллерия, кавалерия,
виднелись движения нашей пехоты,
одобрительные замечания слышались со
всех сторон. Но самое большое внимание
заслуживали события совершенно
посторонние, не имевшие никакого
отношения к сражению. Как будто внимание
этих нравственно измученных людей
отдыхало на этих обычных, житейских
событиях. Батарея артиллерии прошла
пред фронтом полка. В одном из артиллерийских
ящиков пристяжная заступила постромку.
«Эй, пристяжную-то!.. Выправь! Упадет…
Эх, не видят!..» -по всему полку одинаково
кричали из рядов. В другой раз общее
внимание обратила небольшая коричневая
собачонка с твердо поднятым хвостом,
которая, бог знает откуда взявшись,
озабоченной рысцой выбежала перед ряды
и вдруг от близко ударившего ядра
взвизгнула и, поджав хвост, бросилась
в сторону. По всему полку раздалось
гоготанье и взвизги. Но развлечения
такого рода продолжались минуты, а люди
уже более восьми часов стояли без еды
и без дела под непроходящим ужасом
смерти, и бледные и нахмуренные лица
все более бледнели и хмурились
.

Ранение

Князь
Андрей, точно так же как и все люди полка,
нахмуренный и бледный, ходил взад и
вперед по лугу подле овсяного поля от
одной межи до другой, заложив назад руки
и опустив голову. Делать и приказывать
ему нечего было. Все делалось само собою.
Убитых оттаскивали за фронт, раненых
относили, ряды смыкались. Ежели отбегали
солдаты, то они тотчас же поспешно
возвращались. Сначала князь Андрей,
считая своею обязанностью возбуждать
мужество солдат и показывать им пример,
прохаживался по рядам; но потом он
убедился, что ему нечему и нечем учить
их. Все силы его души, точно так же как
и каждого солдата, были бессознательно
направлены на то, чтобы удержаться
только от созерцания ужаса того положения,
в котором они были
. Он ходил по лугу,
волоча ноги, шершавя траву и наблюдая
пыль, которая покрывала его сапоги
; то
он шагал большими шагами, стараясь
попадать в следы, оставленные косцами
по лугу, то он, считая свои шаги, делал
расчеты, сколько раз он должен пройти
от межи до межи, чтобы сделать версту,
то
ошмурыгивал

цветки
полыни, растущие на меже, и растирал эти
цветки в ладонях и принюхивался к
душисто-горькому, крепкому запаху.
Изо
всей вчерашней работы мысли не оставалось
ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался
усталым слухом все к тем же звукам,
различая свистенье полетов от гула
выстрелов, посматривал на приглядевшиеся
лица людей 1-го батальона и ждал. «Вот
она… эта опять к нам! — думал он,
прислушиваясь к приближавшемуся свисту
чего-то из закрытой области дыма. — Одна,
другая! Еще! Попало…» Он остановился и
поглядел на ряды. «Нет, перенесло. А вот
это попало». И он опять принимался ходить,
стараясь делать большие шаги, чтобы в
шестнадцать шагов дойти до межи.

Свист
и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую
землю и скрылось ядро. Невольный холод
пробежал по его спине. Он опять поглядел
на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая
толпа собралась у 2-го батальона.

Господин адъютант, — прокричал он, —
прикажите, чтобы не толпились. — Адъютант,
исполнив приказание, подходил к князю
Андрею. С другой стороны подъехал верхом
командир батальона.

Берегись! — послышался испуганный крик
солдата, и, как свистящая на быстром
полете, приседающая на землю птичка, в
двух шагах от князя Андрея, подле лошади
батальонного командира, негромко
шлепнулась граната

. Лошадь первая, не
спрашивая того, хорошо или дурно было
высказывать страх, фыркнула, взвилась,
чуть не сронив майора, и отскакала в
сторону. Ужас лошади сообщился людям.

Ложись! — крикнул голос адъютанта,
прилегшего к земле. Князь Андрей стоял
в нерешительности. Граната, как волчок,
дымясь, вертелась между ним и лежащим
адъютантом, на краю пашни и луга, подле
куста полыни.

«Неужели
это смерть? — думал князь Андрей, совершенно
новым, завистливым взглядом глядя на
траву, на полынь и на струйку дыма,
вьющуюся от вертящегося черного мячика.
— Я не могу, я не хочу умереть, я люблю
жизнь, люблю эту траву, землю, воздух…»
— Он думал это и вместе с тем помнил о
том, что на него смотрят

.

Стыдно, господин офицер! — сказал он
адъютанту. — Какой… — он не договорил. В
одно и то же время послышался взрыв,
свист осколков как бы разбитой рамы,
душный запах пороха — и князь Андрей
рванулся в сторону и, подняв кверху
руку, упал на грудь.

Несколько
офицеров подбежало к ному. С правой
стороны живота расходилось по траве
большое пятно крови.

Ополченцы
принесли князя Андрея к лесу, где стояли
фуры и где был перевязочный пункт.
Перевязочный пункт состоял из трех
раскинутых, с завороченными полами,
палаток на краю березника. В березнике
стояли: фуры и лошади.

Лошади
в хребтугах ели овес
,
и воробьи; слетали к ним и подбирали
просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь,
нетерпеливо каркая, перелетали на
березах. Вокруг палаток, больше чем на
две десятины места, лежали, сидели,
стояли окровавленные люди в различных
одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и
внимательными лицами, стояли толпы
солдат-носильщиков, которых тщетно
отгоняли от этого места распоряжавшиеся
порядком офицеры. Не слушая офицеров,
солдаты стояли,опираясь на носилки, и
пристально, как будто пытаясь понять
трудное значение зрелища, смотрели на
то, что делалось перед ними. Из палаток
слышались то громкие, злые вопли, то
жалобные стенания. Изредка выбегали
оттуда фельдшера за водой и указывали
на тех, которые надо было вносить.
Раненые, ожидая у палатки своей очереди,
хрипели, стонали, плакали, кричали,
ругались, просили водки. Некоторые
бредили. Князя Андрея, как полкового
командира, шагая через неперевязанных
раненых, пронесли ближе к одной из
палаток и остановились, ожидая приказания.
Князь Андрей открыл глаза и долго не
мог понять того, что делалось вокруг
него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся
мячик и его страстный порыв любви к
жизни вспомнились ему. В двух шагах от
него, громко говоря и обращая на себя
общее внимание, стоял, опершись на сук
и с обвязанной головой, высокий, красивый,
черноволосый унтер-офицер. Он был ранен
в голову и ногу пулями. Вокруг него,
жадно слушая его речь, собралась толпа
раненых и носильщиков.

Мы его оттеда как долбанули, так все
побросал, самого короля забрали! — блестя
черными разгоряченными глазами и
оглядываясь вокруг себя, кричал солдат.
— Подойди только в тот самый раз лезервы,
его б, братец ты мой, звания не осталось,
потому верно тебе говорю…

Князь
Андрей, так же как и все окружавшие
рассказчика, блестящим взглядом смотрел
на него и испытывал утешительное чувство.
«Но разве не все равно теперь, — подумал
он. — А что будет там и что такое было
здесь? Отчего мне так жалко было
расставаться с жизнью? Что-то было в
этой жизни, чего я не понимал и не
понимаю».

XXXVII

Один
из докторов, в окровавленном фартуке и
с окровавленными небольшими руками, в
одной из которых он между мизинцем и
большим пальцем (чтобы не запачкать ее)
держал сигару, вышел из палатки. Доктор
этот поднял голову и стал смотреть по
сторонам, но выше раненых. Он, очевидно,
хотел отдохнуть немного. Поводив
несколько времени головой вправо и
влево, он вздохнул и опустил глаза.

Ну, сейчас, — сказал он на слова фельдшера,
указывавшего ему на князя Андрея, и
велел нести его в палатку.

В
толпе ожидавших раненых, поднялся ропот.

Видно, и на том свете господам одним
жить, — проговорил один.

Князя
Андрея внесли и положили на только что
очистившийся стол, с которого фельдшер
споласкивал что-то. Князь Андрей не мог
разобрать в отдельности того, что было
в палатке. Жалобные стоны с разных
сторон, мучительная боль бедра, живота
и спины развлекали его. Все, что он видел
вокруг себя, слилось для него в одно
общее впечатление обнаженного,
окровавленного человеческого тела,
которое, казалось, наполняло всю низкую
палатку, как несколько недель тому назад
в этот жаркий, августовский день это же
тело наполняло грязный пруд по Смоленской
дороге. Да, это было то самое тело, та
самая chair à canon1
,
вид которой еще тогда, как бы предсказывая
теперешнее, возбудил в нем ужас.

В
палатке было три стола. Два были заняты,
на третий положили князя Андрея. Несколько
времени его оставили одного, и он невольно
увидал то, что делалось на других двух
столах. На ближнем столе сидел татарин,
вероятно, казак — по мундиру, брошенному
подле. Четверо солдат держали его. Доктор
в очках что-то резал в его коричневой,
мускулистой спине.

Ух, ух, ух!.. — как будто хрюкал татарин,
и вдруг, подняв кверху свое скуластое
черное курносое лицо, оскалив белые
зубы, начинал рваться, дергаться и
визжать пронзительно-звенящим, протяжным
визгом. На другом столе, около которого
толпилось много народа, на спине лежал
большой, полный человек с закинутой
назад головой (вьющиеся волоса, их цвет
и форма головы показались странно
знакомы князю Андрею). Несколько человек
фельдшеров навалились на грудь этому
человеку и держали его. Белая большая
полная нога быстро и часто, не переставая,
дергалась лихорадочными трепетаниями.
Человек этот судорожно рыдал и
захлебывался. Два доктора молча — один
был бледен и дрожал — что-то делали над
другой, красной ногой этого человека.

Самое
первое далекое детство вспомнилось
князю Андрею, когда фельдшер торопившимися
засученными руками расстегивал ему
пуговицы и снимал с него платье. Доктор
низко нагнулся над раной, ощупал ее и
тяжело вздохнул. Потом он сделал знак
кому-то. И мучительная боль внутри живота
заставила князя Андрея потерять сознание.
Когда он очнулся, разбитые кости бедра
были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана
перевязана. Ему прыскали в лицо водою.
Как только князь Андрей открыл глаза,
доктор нагнулся над ним, молча поцеловал
его в губы и поспешно отошел.

После перенесенного страдания

После
перенесенного страдания князь Андрей
чувствовал блаженство, давно не испытанное
им. Все лучшие, счастливейшие минуты в
его жизни, в особенности самое дальнее
детство, когда его раздевали и клали в
кроватку, когда няня, убаюкивая, пела
над ним, когда, зарывшись головой в
подушки, он чувствовал себя счастливым
одним сознанием жизни, — представлялись
его воображению даже не как прошедшее,
а как действительность.

Около
того раненого, очертания головы которого
казались знакомыми князю Андрею,
суетились доктора; его поднимали и
успокоивали.

Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! — слышался
его прерываемый рыданиями, испуганный
и покорившийся страданию стон. Слушая
эти стоны, князь Андрей хотел плакать.
Оттого ли, что он без славы умирал, оттого
ли, что жалко ему было расставаться с
жизнью, от этих ли невозвратимых детских
воспоминаний, оттого ли, что он страдал,
что другие страдали и так жалостно перед
ним стонал этот человек, но ему хотелось
плакать детскими, добрыми, почти
радостными слезами.

Раненому
показали в сапоге с запекшейся кровью
отрезанную ногу.

О! Ооооо! — зарыдал он, как женщина. Доктор,
стоявший перед раненым, загораживая
его лицо, отошел.

В
несчастном, рыдающем, обессилевшем
человеке, которому только что отняли
ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля
держали на руках и предлагали ему воду
в стакане, края которого он не мог поймать
дрожащими, распухшими губами. Анатоль
тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот
человек чем-то близко и тяжело связан
со мною, — думал князь Андрей, не понимая
еще ясно того, что было перед ним. — В чем
состоит связь этого человека с моим
детством, с моею жизнью?» — спрашивал он
себя, не находя ответа.
И вдруг новое,
неожиданное воспоминание из мира
детского, чистого и любовного, представилось
князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою,
какою он видел ее в первый раз на бале
1810 года, с тонкой шеей и топкими руками,
с готовым на восторг, испуганным,
счастливым лицом, и любовь и нежность
к ней, еще живее и сильнее, чем когда-либо,
проснулись в его душе. Он вспомнил теперь
ту связь, которая существовала между
им и этим человеком, сквозь слезы,
наполнявшие распухшие глаза, мутно
смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил
все, и восторженная жалость и любовь к
этому человеку наполнили его счастливое
сердце.

Князь
Андрей не мог удерживаться более и
заплакал нежными, любовными слезами
над людьми, над собой и над их и своими
заблуждениями.

«Сострадание,
любовь к братьям, к любящим, любовь к
ненавидящим нас, любовь к врагам — да,
та любовь, которую проповедовал бог на
земле, которой меня учила княжна Марья
и которой я не понимал; вот отчего мне
жалко было жизни,
вот оно то, что еще
оставалось мне, ежели бы я был жив. Но
теперь уже поздно. Я знаю это!»

XXIV
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25-го числа лежал,
облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю
расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую
вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями,
на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому
виднелись дымы костров — солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею
его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне
сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему
было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не
оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть
самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в
первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений
о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к
его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась
ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его,
вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без
различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который
он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он
увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные
картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня
ложные образы, — говорил он себе, перебирая в своем воображении главные
картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом
холодном белом свете дня — ясной мысли о смерти. — Вот они, эти грубо
намалеванные фигуры, которые представлялись чем-то прекрасным и
таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество
— как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они
исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете
того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его
жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть
его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!..
Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил
ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! —
с злостью вслух проговорил он.- Как же! я верил в какую-то идеальную любовь,
которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия!
Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все
это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля,
его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании,
как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его
жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего
же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его
нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня
убьет — и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около
моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в
яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые
будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не
будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой
корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не
было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе
отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти
курчавые облака, и этот дым костров — все вокруг преобразилось для него и
показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро
встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
— Кто там? — окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь,
за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли
адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать
ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их,
когда из-за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
— Que diable! — сказал голос человека, стукнувшегося обо
что-то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера,
который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще
неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который
напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в
Москву.
— А, вот как! — сказал он. — Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было
больше чем сухость — была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он
подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение
лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
— Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, — сказал
Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово
«интересно». — Я хотел видеть сражение.
— Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее?
— сказал князь Андрей насмешливо. — Ну что Москва? Что мои? Приехали ли
наконец в Москву? — спросил он серьезно.
— Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал.
Они уехали в подмосковную.

Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.

XXIV

Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25-го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров — солдатских кухонь.

Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.

Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, — говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня — ясной мысли о смерти. — Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем-то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество — как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! — с злостью вслух проговорил он. — Как же! я верил в какую-то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!

Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет — и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».

Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров — все вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.

Кто там? — окликнул князь Андрей.

Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.

Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из-за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.

Que diable! [

Черт возьми!]

— сказал голос человека, стукнувшегося обо что-то.

Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.

А, вот как! — сказал он. — Какими судьбами? Вот не ждал.

В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость — была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.

Часть третья

Близость Наполеона и Александра в 1808-1809 гг. Эта близость дошла до того, что, когда Наполеон напал на Австрию, русский корпус выступил для содействия своему бывшему врагу. Жизнь же людей, далеких от политики, шла своим чередом. Жизнь и занятия князя Андрея Бол­конского в деревне. Он реализует те планы, которые заду­мал, но не довел до ума Пьер: одно имение было переведено в вольные хлебопашцы, в других барщина была заменена оброком. Одну часть времени князь проводил с сыном и от­цом в Лысых Горах, другую — в Богучарове. Поездка князя Андрея в рязанские имения сына. Весна в лесу. В нем было очень жарко, безветренно. Мрачные мысли князя Андрея при виде старого дуба. Это был дуб с обломанными сучьями и корой, заросшей старыми болячками. Он «старым, пре­зрительным уродом стоял между улыбающимися береза­ми» и будто говорил: «Весна, и любовь, и счастье! И как вам не надоест один и тот же глупый и бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья». В связи с этим дубом у князя Андрея возникает целый ряд новых мыслей: он приходит к выводу, что «он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая».

Поездка князя Андрея к Ростовым в Отрадное. Эту поезд­ку пришлось сделать потому, что граф Илья Андреевич Ро­стов был уездным предводителем. Встреча с Наташей. Ког­да Болконский въезжал, ему наперерез выбежала толпа де­вушек. Впереди бежала Наташа. Андрею становится больно оттого, что она счастлива своею какою-то отдельной жизнью и ей нет никакого дела до него. В течение всего дня Болкон­ский несколько раз обращает внимание на смеющуюся Ната­шу, не понимая, чему она так рада, о чем она думает? Вечером князь Андрей невольно подслушивает задушевный разговор Наташи с Соней. Наташа, которая не могла заснуть, восхи­щается прелестью ночи, луной, хочет полететь. Соня говорит, что пора спать, Наташа наконец ей поддается. Все это время Болконский, слушая разговор, невольно боится, что Наташа что-нибудь скажет о нем, но ей никакого дела не было до его существования. «В его душе вдруг поднялась такая путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни», что он, не понимая самого себя, тотчас засыпает.

Возвращение князя Андрея домой происходило через ту же рощу, где стоял старый уродливый дуб. Князь Андрей ре­шил отыскать этот дуб, но его не было. Он преобразился, зазе­ленел. «Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недове­рия и горя — ничего не было видно». Прилив радости и бодро­сти у князя Андрея при виде распустившегося старого дуба. Вера Болконского в возможность для себя деятельности, сча­стья, любви и решение осенью ехать в Петербург. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год!» — решает Болконский для себя. Ему захотелось, чтобы все узнали о нем, не жили так не­зависимо от его жизни, чтобы все жили вместе с ним.

Приезд князя Андрея в Петербург. Эпоха реформ и апо­гей славы Сперанского. В это время те неясные либеральные мечтания, с которыми вступил на престол импера­тор Александр. Сперанский заменил всех по гражданской части, а Аракчеев — по военной. Князь Андрей на прие­ме у Аракчеева. Он передал ему записку о военном уставе, которую тот должен был рассмотреть. Все, кто находился в приемной Аракчеева, имели приниженный и испуганный вид. Позвали князя Андрея. Сперанский сказал, что не одо­бряет устава Болконского. Но при этом Аракчеев зачислил Болконского в члены комитета о воинском уставе. Но без жалования. Князь Андрей говорит, что оно ему и не нужно.

Интересы князя Андрея в Петербурге и увлечение его Сперанским. Болконский возобновляет все старые знаком­ства. Желанный прием Болконского различными кругами высшего петербургского общества. Партия преобразователей радушно его приняла, так как он отпустил крестьян на волю, женский свет принял его как жениха. «О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть». Князь Андрей у графа Кочубея. Его встреча и разговор со Сперанским. Спе­ранский — это человек, у которого были спокойствие и само­уверенность, неловкие и тупые движения, твердый, но вме­сте с тем мягкий взгляд. Он решает завести разговор с Бол­конским. Говорит о том, что знает о князе давно благодаря его отцу и своим поступкам с крестьянами. Князь Андрей не мог не разговаривать со Сперанским, так как его заинтересо­вала личность этого человека. Сперанский приглашает Бол­конского к себе в гости.

Времяпровождение князя Андрея в Петербурге. Он ни­чего не делает, ни о чем не думает, а только говорит и даже одно и то же в один день в разных обществах. Впечатление, произведенное на него Сперанским. Болконскому хотелось «найти в другом идеал его совершенства, к которому он стре­мился», а потому он легко нашел его в Сперанском. И тот льстил ему, говоря «мы», «нам», «нас». Лишь холодный, не пропускающий в душу взгляд смущал Болконского. Харак­теристика Сперанского. Главная его черта — вера в силу и законность ума. Ему было присуще большое презрение к лю­дям. В подтверждение своих мыслей Сперанский мог приве­сти такое большое количество доказательств, что ничего не оставалось, как согласиться с ним. Зачисление князя Андрея членом комиссии составления воинского устава и комиссии составления законов. Его назначают начальником. Он стал работать над составлением отдела «Права лиц».

Пьер во главе петербургского масонства. Он утраива­ет столовые, вербует новых членов, заботится о соединении различных лож и приобретении подлинных актов. Неудо­влетворенность Пьера масонской деятельностью. Он чув­ствовал, что разуверивается в истинности масонства. Ему стало казаться, что масонство основано на одной внешно­сти, русское масонство пошло по ложному пути. Поэтому он предпринимает поездку за границу для посвящения себя в высшие тайны масонства. Там он получает доверие выс­ших лиц, проникает во многие тайны и получает высшее звание. Возращение в Петербург. Торжественное заседание масонской ложи. Речь Пьера и волнение, произведенное ею в ложе. Пьер говорит о том, что мало блюсти таинства масо­нов, надо еще и действовать. Он предлагает план, который весь был основан на том, чтобы воспитывать людей твердых и добродетельных, везде преследовать порок и глупость. Ве­ликий мастер стал возражать Пьеру. Разрыв Пьера с петер­бургскими масонами.

Глава VIII.

Тоска Пьера. В это время Элен присылает ему письмо, где говорит о том, что скучает, что хочет с ним повидаться. Теща же вызывала Пьера для важного разговора. Он чув­ствует, что его оплетают, что в том состоянии, в котором он находится, ничего не может поделать. Поездка в Москву к Иосифу Алексеевичу. Его примирение с женой. Пьер со­вершает этот поступок на основании того, что Иосиф Алек­сеевич напомнил ему, что нельзя отказывать просящему. Он селится в верхних покоях и чувствует себя счастливым чувством обновления.

Кружки высшего петербургского общества. Француз­ский кружок Наполеоновского союза — графа Румянцева и Коленкура. Элен в центре этого кружка. Когда Элен была в Эрфурте, ее заметил сам Наполеон. Ее салон. Посещение салона Элен было дипломом ума. Хотя Пьер прекрасно знал, что Элен глупа, он всегда удивлялся, почему люди не видят этого, и боялся, что обман рано или поздно раскроется. Роль Пьера в салоне жены. Он был тем неуклюжим мужем, ко­торый составлял выгодный фон для своей жены. Пьер на­учился равнодушному тону, небрежности и благосклонно­сти ко всем, которого от него и ждали. Среди прочих гостей в салоне Элен часто бывал Борис Друбецкой. Близость Элен с Борисом Друбецким. Борис общался с Пьером с особенной грустной почтительностью. Отношение же Пьера к Борису было отрицательным. Он сам поражался, какую антипатию испытывает к этому молодому человек, хотя было, когда тот ему нравился.

Дневник Пьера Безухова. Пьер пишет, что счастлив и спокоен духом. Старается преодолеть в себе ненависть к Друбецкому. Он просит Господа помочь избавиться от страстей, которые его преследуют, и обрести добродетель.

Приезд Ростовых в Петербург. За то время, которое Ро­стовы провели в деревне, дела их не поправились, и поэто­му старый граф отправляется с семьей в Петербург искать места. Принадлежность Ростовых к смешанному и неопре­деленному обществу в Петербурге. Они были для москви­чей теми провинциалами, до которых спускались люди, ко­торых не спрашивали, кто они. Успех Берга по службе. Он был ранен в руку, получил за это две награды. Был капита­ном гвардии с орденами, занимал особенный выгодные ме­ста в Петербурге. Берг делает Вере предложение, которое сначала было принято с нелестным для него недоумением. Но потом все решили, что, возможно, это и хорошо. И в се­мье Ростовых воцарилась радость. Объяснение Берга со ста­рым графом о приданом. Граф не знал, сколько у него есть денег, долгов и что он сможет дать Вере. Берг прямо спро­сил графа, что будет дано за Веру. Тот ответил, что вексель в восемьдесят тысяч. Берг просит дать ему на руки чистыми тридцать тысяч, на что граф соглашается.

Наташа в Петербурге. Ей уже шестнадцать. Она давно не видела Бориса и теперь думала, считать ли серьезной ту клятву, которую она дала ему четыре года назад. У Бори­са же теперь было блестящее положение в Петербурге бла­годаря отношениям с Элен, блестящее положение на служ­бе благодаря знакомству с влиятельным лицом. Он собирал­ся жениться на одной из богатых невест Петербурга. При­езд Бориса Друбецкого к Ростовым. Его встреча с Наташей и впечатление, произведенное на него ею. Эта была уже не та Наташа. Увлечение Бориса Наташей. Борис понимает, что интерес к ней не остыл, если не стал еще сильнее, но он не может жениться на Наташе, это крах его карьеры. Бо­рис теперь перестал бывать у Элен и целый дни просиживал у Ростовых. Наташа же по-прежнему была в него влюблена.

Глава XIII.

В спальне графини Ростовой. Ночное посещение Ната­ши и разговор дочери с матерью о Борисе. Мать говорит На­таше, что та совсем вскружила голову Борису, что так нель­зя. Ведь они не могут пожениться. Наташа и сама говорит, что Борис не в ее вкусе, потому что «узкий, серый, свет­лый». Не то, что Пьер, который «темно-синий с красным и четвероугольный». Мысли Наташи о себе. Наташа рассу­ждает, что она мила, умна необыкновенно, хороша и т. д. С такими мыслями она и засыпает. На следующее утро гра­финя переговорила с Борисом, и тот больше не появлялся в доме Ростовых.

Новогодний бал у екатерининского вельможи. На бале должен быть дипломатический корпус. Съезд приглашен­ных. Приготовления к балу Ростовых. Возбужденное состояние Наташи перед поездкой на первый большой бал. Она встала в восемь часов утра и весь день находилась в лихо­радочной тревоге и деятельности. В одиннадцать часов все разместились по каретам и поехали.

Приезд Наташи на бал. То, что ждало Наташу, было прекрасным. Она ничего не видела, ее глаза разбегались, а потому она так естественно себя вела, что только и шло к ней. Впечатление, произведенное Наташей на хозяйку и некоторых гостей. Все смотрели вслед этой девочке, веро­ятно, вспоминая свой первый бал. А хозяин, проводив Ната­шу глазами, сказал: «Charmante!» Перонская называет Ро­стовым значительных лиц, бывших на балу. Пьер и князь Андрей на балу. Пьер направлялся к Наташе, так как обе­щал ее познакомить с кавалерами. Но, не дойдя до нее, он останавливается около красивого брюнета в белом мундире. Это был Болконский, помолодевший и повеселевший. Пе­ронская говорит, что терпеть не может Болконского, хотя все от него без ума, слишком уж много гордости в нем.

Приезд на бал Александра. Вся толпа ринулась посмо­треть на императора. Государь открывает бал. Отчаяние На­таши, что она не танцует между первыми. Никто не пригла­шал Наташу, она чуть ли не плачет. Вальс. Пьер просит Бол­конского пригласить Наташу на танец. Князь Андрей взгля­нул на Наташу, вспомнил ее разговор в Отрадном и пригла­сил на танец. Болконский был одним из лучших танцоров своего времени, Наташа тоже великолепно танцевала. Ожив­ление князя Андрея. Поначалу князь пригласил Наташу лишь потому, что хотел отвлечься от разговоров о политике, с которыми все подходили к нему, но когда он почувствовал Наташу так близко, «вино ее прелести ударило ему в голову, он почувствовал себя ожившим и помолодевшим».

Глава XVII.

Веселое расположение Наташи и ее танцы в течение це­лого вечера. Она танцевала с Борисом, с десятком других кавалеров. Впечатление, произведенное Наташей на кня­зя Андрея. Она была тем, на чем не было отпечатка свет­скости. Он даже загадал, совсем неожиданно для себя, что ежели Наташа подойдет сначала к кузине, а потом к другой даме, то будет его женой. Она подошла к кузине. Мрачное настроение Пьера на балу. Он впервые был оскорблен тем положением, которое занимала Элен в высшем свете.

Глава XVIII.

Настроение князя Андрея после бала. Он думал о том, что в Наташе есть что-то свежее, особенное, не петербург­ское. Рассказ Бицкого о заседании Государственного со­вета. Речь государя на этом заседании была великолепна. Равнодушие князя Андрея к этому заседанию. Более того, теперь это событие представлялось Болконскому ничтож­ным. Он думал, что этот совет не сможет сделать его счаст­ливее и лучше. Болконский на обеде у Сперанского. При входе в залу, где должен был состояться обед, Болконский услышал смех Сперанского. Этот смех сильно поражает его. И вдруг все, что казалось князю Андрею привлекательным и таинственным в Сперанском, стало таким ясным и непри­влекательным. Разочарование князя Андрея в Сперанском и своей деятельности. Сперанский и его желание отдохнуть после рабочего дня казались князю Андрею невеселыми и тяжелыми. Всё в Сперанском теперь кажется Болконско­му неестественным. Болконский постарался быстрее по­кинуть этот обед. Придя домой, он стал вспоминать свою жизнь как что-то новое и удивился, как он мог заниматься так долго праздной работой.

Визит князя Андрея к Ростовым. Все семейство, кото­рое раньше князь Андрей судил так строго, показалось ему составленным из простых и добрых людей. В Наташе Бол­конский чувствовал присутствие того чуждого для него мира, который так дразнил его. Пение Наташи. Во вре­мя пения Болконский чувствует, что к его горлу подсту­пают слезы, а в душе происходит что-то новое и счастли­вое. Мысли Болконского после посещения Ростовых. Ему было радостно и ново на душе, но он еще не знал, что был влюблен в Ростову. Болконский вспоминает слова Пьера, что надо верить в возможность счастья, чтобы быть счаст­ливым, и понимает, что теперь сам верит в него. «Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», — думал князь Андрей.

Берг приглашает Пьера к себе на вечер. Берг с Верою у себя в квартире в ожидании гостей. Приезд Пьера, Бори­са и других гостей. Вечер начат великолепно и был похож на один из тысячи других вечеров, какие бывают в Петер­бурге.

Наташа и князь Андрей на вечере у Бергов. Наблюдение Пьера за ними. Он не может понять, что сделалось с Ната­шей, в ней горел какой-то внутренний свет, который делал ее привлекательной. В лице князя Андрея Пьер увидел молодое выражение. Он решает, что между ними происходит что-то важное. Он испытывает по этому поводу радостное и то же время горькое чувство. Разговор Веры с князем Андреем о чувствах, о Наташе и детской любви между ею и Борисом.

Оживление князя Андрея. Вера сообщила Болконско­му, что до последнего времен Наташе никто особо не нра­вился. Внезапно Болконский оживился и сказал Пьеру, что хочет поговорить с ним. Но, ничего так толком и не сказав, Болконский уходит к Наташе. Берг остался очень доволен приемом.

Глава XXII.

Князь Андрей проводит целый день у Ростовых. Страх в доме Ростовых перед чем-то важным, что должно совер­шиться. Разговор Наташи с матерью о князе Андрее и о своих чувствах. Наташа спрашивает мать, настоящее ли то, что она чувствует к нему, а он к ней? Она понимает, что полюбила Болконского еще тогда, когда увидела его в Отрадном. Раут у Элен. Мрачное настроение Пьера. Он поразил всех своим сосредоточенно-мрачным и рассеянным видом. Ему всё пред­ставляется ничтожным по сравнению с вечностью. Пьера одинаково гнетут его положение и чувства Наташи и Ан­дрея. Князь Андрей сообщает Пьеру о своей любви к Наташе и твердом решении жениться на ней. Пьер радуется счастью своего друга. Болконский говорит, что и не жил до сих пор. Он сомневается, может ли Наташа любить его, ведь он стар для нее. Болконский говорит, что мир теперь для него разде­лен на две части: одна, где она и все счастье, и другая — где ее нет, там уныние и пустота. Пьер с умилением и грустью смотрит на Болконского: чем светлее ему представляется судьба его друга, тем мрачнее своя собственная.

Глава XXIII.

Поездка князя Андрея к отцу за разрешением на же­нитьбу. Старый князь непременным условием своего согла­сия ставит отсрочку женитьбы сына на год. Он не может по­нять, как кто-то решил менять в его жизни что-либо, вно­сить что-то новое, когда жизнь его уже кончилась. Болкон­ский видит, что старый князь надеется, что чувства Андрея к Наташе пройдут за год, или по крайней мере старый князь умрет к этому времени и ничего не увидит. Напрасные ожи­дания Наташи князя Андрея. Три недели Наташа прожда­ла, никуда не ходила, была унылой и праздной. Однажды она проходила мимо большого зеркала, остановилась око­ло него, и к ней вернулось состояние любви к себе и восхи­щения собой. Приезд князя Андрея. Болконский объясня­ет Наташе причину своего отсутствия: он должен был съез­дит!. к отцу. Его предложение Наташе. Болконский говорит графине, что отец его желает, чтобы подождали год. Вол­нение и слезы Наташи. Ее огорчение по поводу отсрочки свадьбы. Князь Андрей говорит Наташе, что помолвка оста­нется в тайне, она свободна, и если она захочет, то через год составит его счастие. Наташа говорит, что сделает все, хотя год — это ужасно много.

Глава XXIV.

Отношения между князем Андреем и Наташей после по­молвки. Болконский каждый день бывал у Ростовых, но вел себя не как жених: говорил Наташе «вы», целовал только руку. Между ними становились простые, близкие отноше­ния. Семейство Ростовых привыкает к Болконскому. Сначала они чувствовали неловкость, но через несколько дней к нему привыкли и продолжали при нем вести привычный образ жизни. Отношения домашних к жениху и невесте. В доме присутствовала та поэтическая скука и молчаливость, какая бывает в присутствии жениха и невесты. Наташа и князь Андрей, оставаясь одни, редко разговаривали о своем буду­щем, чаще они молчали. Наташа была абсолютно счастлива, но мысль о предстоящей разлуке пугала ее. Расставание На­таши с князем Андреем. Болконский просит Наташу о том, что бы ни случилось во время его отъезда, чтобы она всегда обращалась за помощью только к Пьеру, потому что у него зо­лотое сердце. Наташа не плачет в минуту расставания, словно не понимает, что ее ждет. Неделю она остается в состоянии болезни. Но потом неожиданно для всех Наташа очнулась от болезни и стала такой, как прежде, «но только с неизменно нравственною физиономией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни».

Ослабление здоровья и характера старого князя Бол­конского. Все вспышки гнева с новой слой обрушиваются на Марью. Он постоянно ее оскорбляет, но та пытается най­ти в душе силы, чтобы простить отца. Усиление его раздра­жительности против княжны Марьи. Ненадолго приезжает князь Андрей. Он разговаривает с отцом, потом они оба вы­ходят из кабинета недовольные друг другом. О своей люб­ви к Наташе князь Андрей ничего не говорит сестре. Пись­мо княжны Марьи Жюли Карагиной. В этом письме княж­на Марья пишет об изменениях, произошедших с Андреем. Она считает, что он, вероятно, понял, что жизнь для него не кончена. Она не может поверить тому слуху, о котором ей сообщала Жюли: Болконский не может жениться на Росто­вой. Она откровенно признается, что не желает этого.

Глава XXVI.

Получение княжной Марьей от брата письма с изве­щением о помолвке с Ростовой и с просьбой похлопотать перед отцом о сокращении назначенного срока. Все письмо буквально дышит любовью к Наташе и доверием к сестре. Болконский пишет, что только теперь он понял жизнь. Подумав немного, Марья отдает письмо отцу и слышит в ответ, чтобы тот подождал, пока отец умрет, это недолго. Раздражение старого князя против сына и намерение же­ниться на француженке Бурьен. Скрытая мечта и надежда княжны Марьи оставить семью и заботы о мирских делах и сделаться странницей. Она не понимает, почему люди так близоруки, они не видят, что в этой мимолетной жизни нет счастия, за которое все борются. А ведь Христос учил, что эта жизнь — лишь испытание. Княжна Марья уверяется в своем намерении идти странствовать. Но потом, когда она смотрела на отца и племянника, она поняла, что любит их сильнее Бога и оставить не сможет.

4
(80%) 2
votes

На этой странице искали:

• война и мир 2 том 3 часть
• краткое содержание война и мир 2 том 3 часть
• Краткое содержание Том I Часть третья «Война и мир» Толстой
• краткое содержание война и мир 2 том 3 часть по главам
• война и мир том